Яцутко Денис - Рязань
Денис ЯЦУТКО
РЯЗАНЬ
Вот те мава, а впадая в ребячество, неволился зеломой охотою вострить
зубы своего андалузского кобеля-креола в ближний бор, по те, что во рту не
растут - не водятся. А поелику не всё близкое нам вкусить могуче, то и
соборы творились, что те вселенские, однако тональности самой
конспиративной, чтоб усоседившиеся вчужеродцы не взяли на свой качественно
опломбированный зуб стёжки петровы секретные и всю полагаемую добычу не
усюркупили. Влипнуть в науку-гишторию с теми соседями не позволялось
петровым международным положением, а потому и кабыздох пустолайством не
занимался, за которое и был в противном случае ранее бит. Случай же не то
слово противен был, а, посердцу высказаться, берешиту нашему тихому
отвратителен: было Петру подконфортило лесу закинуть туда, где соседские
раки зимуют ( у тех морозильник в амбар), и баночек с надписью ¦САТКА¦
извлёк удачливый около, сами понимаете, десятка, а пся крев андалузская,
предметы сии узнав, кои оному с целью облизывания по съядении поощрением
выдавались, подняла лай гомонический, подобный, сказывают, тому, что
разбудил, гусиный, древних Рима жителей, когда навострялись туда
досточтимые по сей день в преданиях наши и Петра дедушки с целями более
даже римлянам разорительными, чем доки-грибника тишайшая вылазка за
консервированными ракообразными с целью единственно поесть или закусить,
совершаемая, по устоявшейся народными уложениями в сих палестинах традиции,
третьево дни месяца, который из-за стены снежной приводит весну-деву и
воинству серых туч карачун и рассеяние несёт, как упомянутый Рим иудейску
народу, а в этот день, сказывают у разными языками по-русски глаголящих,
что у волка в зубах, то от Егорья Батьковича ему презент, но - оберечься не
в грех войти, а по той причине Пётр тогда арапам соседним попадаться, как и
теперь, по грибы, не желал, но полухорт, прыгучейших выкусывать в тот раз
приостановив, возлаял, ликуя банкам крабовым, не зная, что на шкуры своей
негустой беду, ибо Пётр, арапами нещадно учёный по конфискации заморской
добычи, учёность сию на пса перенёс четырекратно и добавив на следующий
день оглоблей, а потому, семеня пурпуровоперстым утром за хозяином во
ближний бор по сытные трюфеля, андалузец сей, вжав хвост меж задними
средствами передвижения, не поскуливал даже и ожидал всё пинка за дыхание
собачее своё громкое, но, по разумению Петра, другим макаром и шарпейборзые
не дышут, а потому ударен не стал. А если бы, думаю, и во рту росли, то не
огород бы был, а ближний или какой другой бор или хоть бы танковая
директриса, где мухоморами впервые был восхищён, но восхищён не в смысле
эйфорического воспарения, коего, пишут в газетах и библиотеках, берсерки,
поедая оные, достигали, а в смысле - природной ево красотой, глазами,
вероятно карими, наблюдаемой с желанием возопить:
"Красота-то какая, Господи, Которого дела славны и Сам весь свят и пища
Его вся духовная!" А сам-то кормил Господа баснями, аки соловья - дымом,
обеты давая не потреблять веселящего, а знамо ведь было Петру, что не след,
в умных откровениях сказано, клясться не пить перед Господом, ибо - не
сдержать клятвы такой и, Господа тогда вспомнив, страх заберёт, аки
пса-андалузца, что бежит теперь, прижав метёлку свою малую к корпусу. И то
верно: пискнешь - ударит. А страх забирал неожиданный, если по-матери в
небо, твою, мол, мать, выругаться, а после раскинуть мозгами: это ж Чью
Мать ты, Пётр, помянул, в небо ясное глядючи? И поразит тебя молонья-г
