Яшин Александр - Вместе С Пришвиным (Рассказы)
Александр Яшин
Вместе с Пришвиным
Paccкaзы
Подарки Пришвина
Вилы
Пришвинский мостик
Житейские бури
Тюлевая занавеска
Яблочная диета
"Солнечная кладовая"
Он дал имя человеку
Последняя тропинка
ПОДАРКИ ПРИШВИНА
Дунинская дача - на крутом склоне горы, который, по всей видимости, был
когда-то берегом реки. Спереди - деревня, садики, заливные луга, открытые
солнцу дали, а сзади, на высокой гриве - густой темный лес. Заливные
солнечные луга и темный ельник это как два мира, два континента. Ходим по
сверкающему берегу реки - одни разговоры, ходим по лесу - и разговоры
другие. Даже и погода в этих разных местах словно бы всегда разная. Может
быть, это преувеличение, но сейчас мне кажется, что среди цветов и трав
Михаил Михайлович ходил бодрее, больше улыбался и шутил чаще; во всем его
облике и в его словах было больше света.
- Все что нужно человеку, то и цветам нужно,- раздумчиво говорил Михаил
Михайлович, когда мы ходили по лугам.- Особенно верно это применительно к
цветам домашним, комнатным,- продолжал он свою мысль, когда мы возвращались
на дачу. Питание давайте им разное - полезен чай, сок лимона... Я даже
водкой их пою... И во всем прочем тоже. Если человек долго не умывается, он
запаршивеет. Так и цветок. Без омовения он совсем зачахнуть может. Дождь не
только поит, но и умывает. Цветы очень чистоплотны, очень!
На Михаиле Михайловиче просторный полотняный костюм. Почему-то хотелось
думать, что полотно это из нашего вологодского льна и выткано на нашей
Красавинской фабрике близ Великого Устюга. Злата Константиновна сейчас
вспоминает, что, может, всего-то раза два-три видела Михаила Михайловича в
этом полотняном костюме, но после, в чем бы он ни появлялся, ей все
представлялось, что неизменно на нем широкий, подбитый ветерком светло-серый
пиджак и такие же серые брюки. Да и поныне она ни в чем ином не может себе
представить Михаила Михайловича. Пришвину полотняный костюм шел, как шла
длинная вельветовая рубаха к облику Льва Толстого.
Палка у Михаила Михайловича - складной стульчик. Воткнет он палку в
землю - ручка раскроется, и он сидит на этой ручке, как на стуле, отдыхает.
Кажется, точно такая же палка была и у старого Льва Николаевича. И к тому же
оба они были такие русские.
С годами палка не всегда выручала Пришвина. Он не мог ходить с нами за
реку по узкому шаткому мостику-лаве в дальние села, на заречные сенокосы.
Но, возвращаясь, мы рассказывали ему о местах, где были, и оказывалось, что
он все эти места знал, все помнил и понимал нас с полуслова. И получалось
так, будто он был вместе с нами повсюду.
- Там обрыв крутой и две колодинки через ручеек, у одной сучок
застарелый смолевой,- подсказывал он и спрашивал: - Не сгнили ли колодинки?
Или еще:
- Крапива там справа. По-прежнему растет или нет? Вы не обожглись? - и
смотрел на босые ноги Златы Константиновны.
По тому, какие цветы мы приносили с собой, Михаил Михайлович узнавал,
где мы были.
- С того лужка никто без цветов не возвращается! - радовался он.- А
если для цветов не время - несут сосновые ветки либо дудки. Богатые места,
веселые...
В хвойном лесу на высокой гриве Михаил Михайлович больше молчал. А
может, это мне сейчас так кажется?
Лесом ходили мы чаще по дорогам, а не по тропинкам. По тропинке идти -
надо в затылок друг другу и то и дело кланяться, пролезать под деревьями,
отгибать тяжело опустившиеся ветви - и света не увидишь. А по дороге можно
двигаться всем троим рядом.
Все-таки Михаил Михайлович в лесу бы
